![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
andrey_zorkiyУ меня много лет уже - если точно, в будущем году будет ровно 20 лет, как мы знакомы, - есть близкий друг: зовут его Павел Арсеньев. Из этих двух десятилетий знакомства первое мы с ним проработали в совершенно разных сферах, хотя иногда и пересекались по разным обоюдоинтересным делам. Потом мы с ним лет пять проработали просто-таки вместе, плечом к плечу: я руководил издательствами "Иностранка" и "КоЛибри", а он организовал книготорговую компанию "Либри", которая стала частью нашей же маленькой издательской группы. Потом эта группа влилась в большой издательский холдинг "Аттикус-Паблишинг", и мы еще некоторое время вместе работали там.
А потом стали заниматься опять разными делами: мы с Варей Горностаевой затеяли новое издательство, теперь это огромный, могучий и прекрасный Corpus, а Паша (я все равно его буду звать Пашей, как это делают все близкие его друзья) ввязался в дикую - это просто все вокруг тогда говорили - безумную аванюру. Ему Мамут (ну, тот самый Александр Мамут, который один из владельцев вот этого вот Живого Журнала, а в то время еще и главный акционер "Аттикуса", где мы работали) предложил построить огромную типографию.
Фото Рустема Адагамова
Книжную типографию, заметьте: на фоне стремительно мутнеющей конъюнктуры книжного рынка и накануне уже неотвратимых, на тот момент, тектонических перемен в книжном мире как таковом, терпящем жестокое давление со стороны нового цифрового, безбумажного книгоиздания. Причем, построить типографию - совершенно с нуля. Не переделать древний советский - а на самом деле чаще всего и вовсе дореволюционный - полиграфкомбинат, какой имеется у нас почти в каждом областном центре. И не смонтировать в каком-нибудь очень большом ангаре устаревшую списанную и скупленную по цене чугунного лома типографию, вывезенную откуда-нибудь из Германии или из Польши (такие случаи тоже на нашем рынке не трудно найти). А вообще - на голом месте. Вот прямо выбрать какое-нибудль поле, чтоб "есть разгуляться где на воле", воткнуть там колышки, а через год напечатать первую книжку.
И чтобы эта книжка была такой, какую никто в России напечатать не может, - ну, во всяком случае, за сравнимые деньги (вручную-то, штучно, на коленке у нас умельцы что хочешь могут выточить, но только та книжка получится золотая). То есть, грубо говоря, чтоб она была такой, за которой издатели обычно ездят в Китай - там даввно уже образовалась мировая полиграфическая мекка, там печатается огромное большинство всех книжных наименований, выходящих в Штатах, как и очень значительная доля европейской книжной продукции (во всяком случае, той ее части, где нужен качественный цвет, работа со сложными макетами, дизайнерскими материалами и т.п.), а в последнее время все больше и российских изданий. Собственно вот так стояла задача: чтобы человек, который нынче уже почти рефлекторно пытается разместить заказ в Китае, - не стал бы этого делать, а пошел бы сюда, вот в эту новую печатню. И обошлось бы это ему не дороже, чем у китайцев. А с учетом того, что из процесса исключается перевоз готовой продукции морем через три океана вокруг двух континентов, а также и растаможка, - чтоб вышло, может, еще и дешевле. И уж точно - в разы быстрее.
Так сформулировано было задание. И на реализацию его была акционером сооружена кредитная линия: в итоге она достигла почти трех миллиардов рублей, насколько я помню. Немало. Но на жестких условиях: это не благотворительный дар, а коммерческий кредит, и он подлежит возврату.
А больше не было ничего. Ни человека, ни строчки плана, ни гвоздя, ни адреса, ни стола, ни стула. Приступайте, Павел Леонидович. Если конечно, не забоитесь.
Ну, Паша и приступил. Причем, это решение было принято человеком, который в ту минуту совершенно никаким специалистом в полиграфическом производстве не был. В лучшем случае ему до того случалось быть в печатном бизнесе покупателем, но никак не продавцом. То есть, строго говоря, в организации этого дела он очень мало чего смыслил, если честно.
И вот на глазах у всех развернулся этот захватывающий сюжет. Человек не просто освоил в новую для себя науку, буквально за несколько месяцев превратившись в специалиста настоящего мирового класса. Он еще и поднял предприятие, которое большинство других знатоков этого бизнеса, снисходительно похохатывая, объявляли для России просто невозможным, невообразимым. И теперь Арсеньев с удовольствием посылает друзьям, в качестве визитной карточки, вот такую картинку:
Это, конечно, чисто мальчишеское хвастовство и бахвальство, ну да. Но вот только в этой картинке нет ни грамма вранья, и даже преувеличения никакого нет. Действительно - был глиняный пустырь на окраине Твери, а стало вон чего. И самая главная деталь на этих картинках - тоже совершенно реальная, подтвержденная тысячами участников и очевидцев событий, - вот эти циферки в правом нижнем углу каждой половины картинки: действительно, между двумя снимками - чуть больше года. Мечты сбываются.
Прошло с момента запуска этого приключенческого сериала пять лет. Я хорошо тот момент помню, потому что при нем фактически присутствовал.
А на днях Паша мне предложил поехать с ним, с командой его сотрудников и с большой группой его клиентов и партнеров на выездной семинар, в курортный городок Шладминг (это на краю австрийской части Тироля). Там "Парето Принт" организовал разговор о том, что у него уже получилось, и как дальше будет развиваться. Меня, поскольку я ни с кем никаких контрактов не заключаю, ничьим, в сущности, клиентом уже много лет не являюсь и сам никаких коммерческих партнеров не пытаюсь к себе привязать или прикормить, - никогда ни на какие такие "выездные корпоративные сессии" и не звали, да мне и не доводилось ничего подобного самому устраивать. Но тут в первый раз в жизни я поехал, конечно, потому что это дело мне не чужое совсем. Да и уж тем более никак не чужой Corpus печатает там, у Паши, существенную часть своих книг. Ну и наконец - красивое, хорошо продуманное и уютное место, где хорошо дышится и где говорить о делах просто приятно, чего уж там.
Про Арсеньева скажу сразу еще. Словосочетание "эффективный менеджер" в нашей стране с некоторых пор произносить всерьез нельзя: оно превратилось в какой-то интернет-мем и мрачный анекдот. Но штука в том, что никакого другого определения - такого, чтобы оно настолько же точно отражало суть вот такой конкретной натуры, - для этого человека подобрать невозможно.
Он в первый раз прославился в качестве исключительно умелого, надежного, решительного и точного в своих действиях управленца еще как раз тогда, когда мы впервые столкнулись: в середине 90-х. Может быть, кто-то помнит, было в те годы такое учреждение, которое в одних возбуждало одну сплошную ненависть, а в других - горячую искреннюю благодарность: "Международный Научный Фонд", созданный Джорджем Соросом в рамках своего института "Открытое общество". Это была та самая "филантропическая машина", при помощи которой Сорос за год с небольшим раздал для поддержки российских ученых (почти исключительно сотрудников буквально голодавших тогда академических институтов) - СТО МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ. В виде, как это тогда называлось, «микро-грантов» - просто на поддержание жизни и трудоспособности этих самых ученых. В качестве прибавки к ничтожному в те времена институтскому жалованию, на поездки по научным конференциям, на покупку научной литературы за рубежом и подписку на иностранные научные журналы. Так вот: организовал работу этой структуры совсем молодой в то время кандидат географических наук П.Л.Арсеньев. И это был механизм какой-то невиданной работоспособности и четкости. Ни один доллар из этих соросовских ста миллионов не попал и не был истрачен не по назначению: и благодарная память о той истории, просто неправдоподобной на фоне тотального гулянья, творившегося в российском менеджменте тех времен, осталась в нашем научном сообществе по сей день. Если у вас есть хоть один знакомый научный работник, которому довелось сидеть на нищем академическом пайке в те времена, - расспросите его и убедитесь: Международный Научный Фонд все отлично помнят.
Потом в менеджерской судьбе Арсеньева еще много чего было необычного. Он управлял гигантским проектом прокладки оптоволоконных кабелей, связавших 80 крупнейших российских университетов в единую сеть: между прочим, российский интернет как техническая система до сих пор существует в значительной степени именно благодаря именно той сети. Потом руководил широкомасштабными работами над составлением всероссийского земельного кадастра. Руководил крупными благотворительными некоммерческими фондами. Даже, было дело, помогал движению "Солдатские матери России" превратиться в полномасштабную политическую организацию...
В конце концов попал в книжное дело, и я лично очень горжусь тем, что - по чистой случайности – когда-то протянул ему ту ниточку, за которую он к этому делу в итоге привязался. Это я завлек Арсеньева в "Иностранку", предложив попытаться построить разумную систему книжного производства, логистики и сбыта для независимого издательства. Ну, так он в книжном деле с тех пор и остался. В сущности, недавно совсем дело было. А кажется - полжизни прошло. И то, что именно Арсеньев в конце концов оказался во главе огромного, амбиционзного, чрезвычайно сложного, в организационном плане, проекта - одного из самых ярких во всей книжной индустрии России последних лет, - это для кого-то, может, было и неожиданно, а на мой-то взгляд получилось совершенно естественно.
Тут надо отдавать себе отчет, что российское книгопечатание по сию пору живет, в значительной мере, мощностями нескольких дряхлых производственных мастодонтов, уцелевших с советских времен. Полиграфические комбинаты в Москве и под Москвой, в Питере, в Твери, в Ярославле, в Ульяновске, в Екатеринбурге, в Нижнем, еще кое-где – за последние двадцать пять лет кое-как успели модернизироваться, но в целом сохраняют облик кошмарной в своей неуклюжести системы советской партийно-политической печати. Рассованные советской властью по областным центрам, они скроены были более или мене по одним лекалам, уставлены одними и теми же древними печатными машинами и заражены одними и теми же нелепыми болезнями социалистического способа производства. Чаще всего такой вот монстр торчит, в виде замусоренной промзоны за ржавым забором прямо в центре города, производит несусветное количество токсичных отходов и вредного мусора, дымит, грохочет, а главное, выдает продукцию кошмарного советского вида. Ведь все они изначально предназначались для печати гигантских тиражей партийной литературы, всякого агитационого хлама, обслуживания обкомовских заказов и бесконечно возобновляемого фонда школьных и вузовских учебников, всегда крайне примитивных, с точки зрения их технического исполнения.
Да, конечно, советское книгоиздание в свое время имело неплохое "выставочное" реноме. Оно было сродни "фестивальному кинематографу" - репутация, главным образом на внешнем рынке, поддерживалась благодаря редким, штучным, фактически ручным производствам, регулярно приносившим разнообразные призы с мировых конкурсов авторских и художественных изданий. Но массовое книгопечатание за последние советские годы и первое постсоветское десятилетие валилось вниз, вниз, и постепенно съехало на самое дно мировой табели о рангах, заполучив репутацию хозяйства дешевого, но крайне устарелого, нелепо организованного, разорительно бестолкового, с глубоким презрением относящегося к современным нормам экологичности и безнадежно отставшего по своим технологичеким возможностям.
Из года в год перед этими более или менее приватизированными пережитками партийной гигантомании все нагляднее и жестче стоит мрачная дилемма: пойти под бульдозер, уступив ценный кусок городской территории очередному бизнес-комплексу, или все-таки попытаться модернизироваться и посягнуть на задачи, все более сложные и странные для их природы. Ведь никогда это военнизированное партийно-политическое хозяйство ни для чего такого не задумывалось. А теперь ему ужно угнаться за лавинообразно расширяющимся ассортиментом все более разнообразных и все менее подходящих под советские стандарты и госты книг. Именно так: названий все больше, а тиражи все меньше, зато требования к срокам допечаток и репринтов систематически ужесточаются, и заказчик начинает настаивать на реакции, темп которой измеряется уже в днях. И претензии к качеству тем временем растут, и назвать их капризами теория маркетинга не позволяет, - клиент-то всегда в своем праве: издатели хотят использования невиданных раньше печатных и переплетных материалов, изобретают невообразимые раньше форматы, упражняются в разных дизайнерских приколах, - хлеб полиграфиста в том и состоит, чтоб угнаться за этими фантазиями.
И при этом заказчика сколько ни корми, он все на сторону смотрит. Чуть зазевался - шасть, и он уж в Финляндии. Или в Эстонии, в Латвии, в Польше, в Венгрии, в Турции, а то и в Германии, Австрии или Италии - если речь идет о дорогом, "художественном", издании. Уровень качества там теперь единый, европейский. И цены, в общем, унифицировались. Ну, а если книжка задумывается чуть посложнее, похитрее, понавороченнее, да еще издатель готов некоторое время подождать готового тиража, - тогда решение всегда одно и то же: Китай. Китай, Китай, Китай. Или Корея, на крайний случай.
Современная полиграфия – царсто точности, аккуратности, добросовестности и скрупулезного расчета. Запросы на высокий класс печати таковы, что предприятие из прошлой полиграфической эпохи даже теоретически не способно им соответствовать. Вот например, простейшее обстоятельство, совершенно непреодолимое для старых советских типографий: действительно высококлассное производство не может быть размещено в многоэтажном корпусе. Так что для Ульяновского комбината или какой-нибудь столичной “Молодой Гвардии”, торчащих посреди города в огромных кирпичных “шедеврах промышленной архитектуры”, есть вещи органически недостижимые и неисполнимые. Потому что печатная машина должна стоять на мощном бетонном фундаменте, а не мотаться из стороны в сторону с каждым своим оборотом где-нибудь на третьем этаже, мучительно пытаясь попасть печатной формой в нужное место бумажного листа. Когда огромный ротационный или листовой монстр набирает обороты, все вокруг начинает трястись и ходить ходуном, - какая уж тут микронная точность, откуда ей взяться...
Правильная, разумно устроенная типография должна быть вся расположена плоско, в один этаж, технологические линии ее должны быть выстроены действительно в одноуровневую цепочку, а не предполагать бесконечную перевалку полуготовой продукции с этажа на этаж. Не говоря уже об очевидных, но очень жестких требованиях к температуре и влажности в производственных помещениях и на складах, к очистке воздуха, к освещенности цехов. Напечатать что-нибудь приличное на слишком влажной или наоборот, пересушенной бумаге, или в цеху, наполненном облаками бумажной пыли и забрызганном старым машинным маслом, - иди попробуй. На старых полиграфкомбинатах мучительно пробуют, конечно, из года в год.
А ведь это пока только самые примитивные технические требования к сегодняшней типографии. Разговора о самом оборудовании, о точности его подбора и рациональности расположения, о культуре производства и мастерстве печатников, в чьи руки попадают “инструменты” ценой иногда в миллионы долларов за единицу, - с этого места только начинаются.
Хорошая книжная полиграфия сегодня - это очень сложно. И очень дорого. Так что на самом деле, другой какой-нибудь директор, - не Арсеньев - наверное, рассылал бы теперь чтоб похвастаться сделанным и преодоленным, картинку какую-нибудь другую: не с пейзажем голого бездорожья и с поставленным рядом интерьером щегольского офисного этажа. Этот офис, конечно, эффектен очень, но многим показался бы не самым ответственным участком производственного цикла. Скорей бы уж визитной карточкой должно было считаться вот такая арена производственно-технологического сражения, которое в "Парето-Принте" разворачивается теперь в круглосуточном режиме:
Фото Рустема Адагамова
Или вот такое образцовое, прямо этюдное произведение индустриального дизайна, глядя на которое понимающий человек будет цокать языком и хлопать себя по бедрам, - эх, мол, красавцы какие новехонькие:
А вот у Арсеньева, мне кажется, сложилась несколько иная иерархия успехов, которыми он гордится. И я тоже вместе с ним считаю главным успехом и главным событием этой паретовской эпопеи не то, что под просторной крышей, возведенной и в самом деле на голом месте, удалось собрать поистине роскошную, по российским меркам, коллекцию наисовременнейших, наимощнейших и наиизощреннейших полиграфических железок. И не то даже, что все это строилось, закупалось, устанавливалось, запускалось и отлаживалось по очень качественному комплексному технологическому проекту, который - что совсем уж редкий для отечественной практики случай, - удалось реализовать с очень небольшими отклонениями от первоначальной экспертной разработки, когда-то заказанной авторитетному проектировщику. И, наконец, не то, что в реализации этого проекта удалось сохранить то, что чаще всего первым убивается при исполнении, - перспективу развития и расширения производства, заранее предусмотренные участки его естественного роста и обновления.
Не это все я считаю главной неожиданностью данного, как сказали бы в какой-нибудь бизнес-школе, "кейса". А то, что затея удалась вот в этой, реальной, предлагаемой нашей жизнью ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СРЕДЕ.
Поэтому я и не стану нагромождать тут список всяких комплексов подготовки печатных форм "компьютер-ту-принт", шикарных многосекционных Manroland'ов, фальцевальных, ниткошвейных и переплетных линий, разнообразных полиграфических редкостей и роскошеств, вроде цеха эксклюзивных "ручных" изданий или станков для раскрашивания и золочения книжных обрезов, систем подготовки бумаги к печати и обработки отходов после нее, продуманного складского хозяйства и прочих промышленных богатств, составивших технических арсенал "Парето-Принта". Это все, при малейшем желании, можно на паретовском сайте обнаружить и долго, если найдется повод, завистливо разглядывать.
Но я-то считаю, что главная примета паретовского успеха - вот тут гораздо ярче видна:
Фото Рустема Адагамова
Люди - кхм... эээ... - наше богатство. Ну да. Я вот что имею в виду.
На самом деле скептики смеялись над Арсеньевым и его грандиозными планами не один, а два раза. В первый раз, как я уж говорил, в начале, когда все только замышлялось. А второй раз - когда Арсеньев построил все эти свои хоромы, наполнил их всеми этими своими технологическим сокровищами и... И запустил туда живых людей.
Тогда у него самые разные наблюдатели, с большей или меньшей доброжелательностью следившие за удивительным процессом со стороны (и я тоже был одним из них), ядовито интересовались: "Паша, а ты вот этот свой девиз предприятия - "ЕВРОПЕЙСКОЕ КАЧЕСТВО, РОССИЙСКИЕ ТРАДИЦИИ" - специально придумал?"
В самом деле: он что, издевается? Он дразнится тут? Потому что европейское качество оборудования и организации производства и в самом деле немедленно погрузилось в российские традиции, - по самую шею. Вот в эти вот традиции, о, да. Ни с чем их не перепутаешь.
И тогда выяснилось, что краны и держатели для туалетной бумаги в душевых и уборных куда-то систематически пропадают, и никакие охранные патрули от этого не спасают. Тогда обнаружилось, что в раздевалках и комнатах отдыха с потолков и с укрепленных под ними систем вентиляции, электросети и пожарного водоснабжения свисают сотни высохших чайных паетиков, потому что народ развлекается тем, что выясняет, кому ловчее удастся закинуть и прилепить к потолку свой пакетик, раскрутив его за нитку над головой. Тогда оказалось, что вот эти странные следы на полу и стенах остаются о того, что по ночам грузчики играют на электрокарах в механизированный футбол...
И как раз тогда же надо было один раз выбрать свою стратегию и решить: оставить в цехах, то есть в тепле и на свету, курительные кабинки с вытяжками и герметичными дверьми, - или как везде и всюду вокруг, выгонять людей на завалинку при входе, где стоит вечное ржавое ведро с плавающими в собственном соку окурками. Это такой символический выбор. Можно считать, судьбоносный. Он посложнее, чем выбор между поставщиками очередной суперскоростной переплетной линии или очередной офсетной шестисекционной машины. Потому что это проблема поистине философская: как с этими людьми поступать? как превратить их в команду?
Вы понимаете, о чем это я?
Я думаю, самый суровый челлендж Павла Арсеньева на этом сложнейшем этапе его менеджерской карьеры, и самый серьезный его успех, - это не освоение хитроумной технологии современных полиграфических процессов. Настоящая-то победа - в том, что получилось на эти процессы мобилизовать и правильным образом настроить персонал: вот этот персонал, этот, да-да. Европейский технический фактор, и отечественный - человеческий. А оба они вместе - общее корпоративное пространство арсеньевского "Парето"
Команду своих менеджеров Арсеньев собирал по человеку, прицельно, "штучно", из лучших специалистов страны: нескольких руководителей "Парето" уговорил переехать в Тверь издалека. Конечно, и из кадрового "резервуара" соседних полиграф-предприятий Твери - такая возможность ведь тоже была одним из важных соображений при выборе места (тут работают еще два крупных полиграфкомбината) - зачерпнул решительно: здесь нашлось немало специалистов-печатников, управленцев среднего звена, претендентов на должности "младшего командного состава", от профессионализма которых так сильно зависит любое производство. Конкуренты сильно нервничали и обижались, конечно, но противопоставить кадровой агрессии Арсеньева им было нечего: слишком уж очевидны были для всякого, кому тогда повезло получить предложение от "Парето", преимущества и перспективы новой фирмы, построенной и организованной с умом, продуманной в деталях.
Ревности и раздражения "старичков" на этом рынке Арсеньев вообще встретил, когда с таким грохотом сюда вторгся, немало. Теперь хладнокровно пишет о них: "...Завидовать надо меньше - они мне на этапе проектирования объясняли, что я ничего не соображаю и в России не будет востребована качественная печать, так что не нужно новое оборудование. Учили, что нужно делать как они: натащить всякого б/у из Европы и шарашить на нем - большего не надо. А теперь ругаются и обижаются..."
Злились и за то, что новичок взорвал на российском полиграфическом рынке "ценовыю бомбу": резко опустил цены на некоторые виды работ, которые раньше считались редкими, особо сложными и люксовыми. А тут вдруг - пожалуйста, и вовсе не так дорого, как вам всю жизнь втолковывали, нет тут ничего такого уж мудреноего. Дулись, когда видели, что амбициозную свою и демонстративную задачу - предоставить заказчику реальную альтернативу печати "на выезде", с долгой доставкой и сложностями на границе, - Арсеньев все-таки решил, и альтернатива у российского издателя теперь такая и в самом деле есть.
Но опять-таки думаю, предметом самых жестоких приступов зависти стала паретовская команда, в самом широком смысле этого слова. Арсеньев поставил на своем предприятии нечто, что - как ни избегай этого высокопарного слова - придется называть производственной культурой. Она начинается с отсутствия ведра с окурками при входе. Она продолжается рациональной и грамотной эксплуатацией оборудования, позволяющей ему раскрыть свои технологические достоинства и подобраться к обещанной производителем финансовой эффективности. Она завершается системой и стилем отношений с клиентом.
Вот это, последнее, можно было ясно и просто почувствовать на австрийской выездной рабочей сессии, с которой я начал эти свои заметки. Мне вообще-то трудно было себе представить, что так бывает: компания собирает своих партнеров - и поставщиков и, наоборот, покупателей сервисов "Парето", и надежных, устоявшихся уже клиентов, и тех, кто только примеривается к новому возможному партнерству, - и вывозит вот так на хороший курорт. А там их поднимают в гору, на сказочно прекрасную, величественную снежную верхотуру, усаживают в зале с широченными витринами, обращенными к заснеженному леднику, - а они в этом поразительном антураже все равно готовы час за часом говорить о своем деле. Обмениваться идеями и наработками, спорить, углубляться в детали, удивляться новостям и перспективам. Они увлечены, захвачены этим разговором.
Откуда вдруг столько трудового энтузиазма? Да все очень просто: свежее и какое-то веселое чувство причастности к общему хорошо поставленному, четко работающему, разумно устроенному делу, - захватывает людей. Успех заразителен. Заслуженная, заработанная удача объединяет. Да и просто радует, что ли.
А потом стали заниматься опять разными делами: мы с Варей Горностаевой затеяли новое издательство, теперь это огромный, могучий и прекрасный Corpus, а Паша (я все равно его буду звать Пашей, как это делают все близкие его друзья) ввязался в дикую - это просто все вокруг тогда говорили - безумную аванюру. Ему Мамут (ну, тот самый Александр Мамут, который один из владельцев вот этого вот Живого Журнала, а в то время еще и главный акционер "Аттикуса", где мы работали) предложил построить огромную типографию.
Фото Рустема Адагамова
Книжную типографию, заметьте: на фоне стремительно мутнеющей конъюнктуры книжного рынка и накануне уже неотвратимых, на тот момент, тектонических перемен в книжном мире как таковом, терпящем жестокое давление со стороны нового цифрового, безбумажного книгоиздания. Причем, построить типографию - совершенно с нуля. Не переделать древний советский - а на самом деле чаще всего и вовсе дореволюционный - полиграфкомбинат, какой имеется у нас почти в каждом областном центре. И не смонтировать в каком-нибудь очень большом ангаре устаревшую списанную и скупленную по цене чугунного лома типографию, вывезенную откуда-нибудь из Германии или из Польши (такие случаи тоже на нашем рынке не трудно найти). А вообще - на голом месте. Вот прямо выбрать какое-нибудль поле, чтоб "есть разгуляться где на воле", воткнуть там колышки, а через год напечатать первую книжку.
И чтобы эта книжка была такой, какую никто в России напечатать не может, - ну, во всяком случае, за сравнимые деньги (вручную-то, штучно, на коленке у нас умельцы что хочешь могут выточить, но только та книжка получится золотая). То есть, грубо говоря, чтоб она была такой, за которой издатели обычно ездят в Китай - там даввно уже образовалась мировая полиграфическая мекка, там печатается огромное большинство всех книжных наименований, выходящих в Штатах, как и очень значительная доля европейской книжной продукции (во всяком случае, той ее части, где нужен качественный цвет, работа со сложными макетами, дизайнерскими материалами и т.п.), а в последнее время все больше и российских изданий. Собственно вот так стояла задача: чтобы человек, который нынче уже почти рефлекторно пытается разместить заказ в Китае, - не стал бы этого делать, а пошел бы сюда, вот в эту новую печатню. И обошлось бы это ему не дороже, чем у китайцев. А с учетом того, что из процесса исключается перевоз готовой продукции морем через три океана вокруг двух континентов, а также и растаможка, - чтоб вышло, может, еще и дешевле. И уж точно - в разы быстрее.
Так сформулировано было задание. И на реализацию его была акционером сооружена кредитная линия: в итоге она достигла почти трех миллиардов рублей, насколько я помню. Немало. Но на жестких условиях: это не благотворительный дар, а коммерческий кредит, и он подлежит возврату.
А больше не было ничего. Ни человека, ни строчки плана, ни гвоздя, ни адреса, ни стола, ни стула. Приступайте, Павел Леонидович. Если конечно, не забоитесь.
Ну, Паша и приступил. Причем, это решение было принято человеком, который в ту минуту совершенно никаким специалистом в полиграфическом производстве не был. В лучшем случае ему до того случалось быть в печатном бизнесе покупателем, но никак не продавцом. То есть, строго говоря, в организации этого дела он очень мало чего смыслил, если честно.
И вот на глазах у всех развернулся этот захватывающий сюжет. Человек не просто освоил в новую для себя науку, буквально за несколько месяцев превратившись в специалиста настоящего мирового класса. Он еще и поднял предприятие, которое большинство других знатоков этого бизнеса, снисходительно похохатывая, объявляли для России просто невозможным, невообразимым. И теперь Арсеньев с удовольствием посылает друзьям, в качестве визитной карточки, вот такую картинку:
Это, конечно, чисто мальчишеское хвастовство и бахвальство, ну да. Но вот только в этой картинке нет ни грамма вранья, и даже преувеличения никакого нет. Действительно - был глиняный пустырь на окраине Твери, а стало вон чего. И самая главная деталь на этих картинках - тоже совершенно реальная, подтвержденная тысячами участников и очевидцев событий, - вот эти циферки в правом нижнем углу каждой половины картинки: действительно, между двумя снимками - чуть больше года. Мечты сбываются.
Прошло с момента запуска этого приключенческого сериала пять лет. Я хорошо тот момент помню, потому что при нем фактически присутствовал.
А на днях Паша мне предложил поехать с ним, с командой его сотрудников и с большой группой его клиентов и партнеров на выездной семинар, в курортный городок Шладминг (это на краю австрийской части Тироля). Там "Парето Принт" организовал разговор о том, что у него уже получилось, и как дальше будет развиваться. Меня, поскольку я ни с кем никаких контрактов не заключаю, ничьим, в сущности, клиентом уже много лет не являюсь и сам никаких коммерческих партнеров не пытаюсь к себе привязать или прикормить, - никогда ни на какие такие "выездные корпоративные сессии" и не звали, да мне и не доводилось ничего подобного самому устраивать. Но тут в первый раз в жизни я поехал, конечно, потому что это дело мне не чужое совсем. Да и уж тем более никак не чужой Corpus печатает там, у Паши, существенную часть своих книг. Ну и наконец - красивое, хорошо продуманное и уютное место, где хорошо дышится и где говорить о делах просто приятно, чего уж там.
Про Арсеньева скажу сразу еще. Словосочетание "эффективный менеджер" в нашей стране с некоторых пор произносить всерьез нельзя: оно превратилось в какой-то интернет-мем и мрачный анекдот. Но штука в том, что никакого другого определения - такого, чтобы оно настолько же точно отражало суть вот такой конкретной натуры, - для этого человека подобрать невозможно.
Он в первый раз прославился в качестве исключительно умелого, надежного, решительного и точного в своих действиях управленца еще как раз тогда, когда мы впервые столкнулись: в середине 90-х. Может быть, кто-то помнит, было в те годы такое учреждение, которое в одних возбуждало одну сплошную ненависть, а в других - горячую искреннюю благодарность: "Международный Научный Фонд", созданный Джорджем Соросом в рамках своего института "Открытое общество". Это была та самая "филантропическая машина", при помощи которой Сорос за год с небольшим раздал для поддержки российских ученых (почти исключительно сотрудников буквально голодавших тогда академических институтов) - СТО МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ. В виде, как это тогда называлось, «микро-грантов» - просто на поддержание жизни и трудоспособности этих самых ученых. В качестве прибавки к ничтожному в те времена институтскому жалованию, на поездки по научным конференциям, на покупку научной литературы за рубежом и подписку на иностранные научные журналы. Так вот: организовал работу этой структуры совсем молодой в то время кандидат географических наук П.Л.Арсеньев. И это был механизм какой-то невиданной работоспособности и четкости. Ни один доллар из этих соросовских ста миллионов не попал и не был истрачен не по назначению: и благодарная память о той истории, просто неправдоподобной на фоне тотального гулянья, творившегося в российском менеджменте тех времен, осталась в нашем научном сообществе по сей день. Если у вас есть хоть один знакомый научный работник, которому довелось сидеть на нищем академическом пайке в те времена, - расспросите его и убедитесь: Международный Научный Фонд все отлично помнят.
Потом в менеджерской судьбе Арсеньева еще много чего было необычного. Он управлял гигантским проектом прокладки оптоволоконных кабелей, связавших 80 крупнейших российских университетов в единую сеть: между прочим, российский интернет как техническая система до сих пор существует в значительной степени именно благодаря именно той сети. Потом руководил широкомасштабными работами над составлением всероссийского земельного кадастра. Руководил крупными благотворительными некоммерческими фондами. Даже, было дело, помогал движению "Солдатские матери России" превратиться в полномасштабную политическую организацию...
В конце концов попал в книжное дело, и я лично очень горжусь тем, что - по чистой случайности – когда-то протянул ему ту ниточку, за которую он к этому делу в итоге привязался. Это я завлек Арсеньева в "Иностранку", предложив попытаться построить разумную систему книжного производства, логистики и сбыта для независимого издательства. Ну, так он в книжном деле с тех пор и остался. В сущности, недавно совсем дело было. А кажется - полжизни прошло. И то, что именно Арсеньев в конце концов оказался во главе огромного, амбиционзного, чрезвычайно сложного, в организационном плане, проекта - одного из самых ярких во всей книжной индустрии России последних лет, - это для кого-то, может, было и неожиданно, а на мой-то взгляд получилось совершенно естественно.
Тут надо отдавать себе отчет, что российское книгопечатание по сию пору живет, в значительной мере, мощностями нескольких дряхлых производственных мастодонтов, уцелевших с советских времен. Полиграфические комбинаты в Москве и под Москвой, в Питере, в Твери, в Ярославле, в Ульяновске, в Екатеринбурге, в Нижнем, еще кое-где – за последние двадцать пять лет кое-как успели модернизироваться, но в целом сохраняют облик кошмарной в своей неуклюжести системы советской партийно-политической печати. Рассованные советской властью по областным центрам, они скроены были более или мене по одним лекалам, уставлены одними и теми же древними печатными машинами и заражены одними и теми же нелепыми болезнями социалистического способа производства. Чаще всего такой вот монстр торчит, в виде замусоренной промзоны за ржавым забором прямо в центре города, производит несусветное количество токсичных отходов и вредного мусора, дымит, грохочет, а главное, выдает продукцию кошмарного советского вида. Ведь все они изначально предназначались для печати гигантских тиражей партийной литературы, всякого агитационого хлама, обслуживания обкомовских заказов и бесконечно возобновляемого фонда школьных и вузовских учебников, всегда крайне примитивных, с точки зрения их технического исполнения.
Да, конечно, советское книгоиздание в свое время имело неплохое "выставочное" реноме. Оно было сродни "фестивальному кинематографу" - репутация, главным образом на внешнем рынке, поддерживалась благодаря редким, штучным, фактически ручным производствам, регулярно приносившим разнообразные призы с мировых конкурсов авторских и художественных изданий. Но массовое книгопечатание за последние советские годы и первое постсоветское десятилетие валилось вниз, вниз, и постепенно съехало на самое дно мировой табели о рангах, заполучив репутацию хозяйства дешевого, но крайне устарелого, нелепо организованного, разорительно бестолкового, с глубоким презрением относящегося к современным нормам экологичности и безнадежно отставшего по своим технологичеким возможностям.
Из года в год перед этими более или менее приватизированными пережитками партийной гигантомании все нагляднее и жестче стоит мрачная дилемма: пойти под бульдозер, уступив ценный кусок городской территории очередному бизнес-комплексу, или все-таки попытаться модернизироваться и посягнуть на задачи, все более сложные и странные для их природы. Ведь никогда это военнизированное партийно-политическое хозяйство ни для чего такого не задумывалось. А теперь ему ужно угнаться за лавинообразно расширяющимся ассортиментом все более разнообразных и все менее подходящих под советские стандарты и госты книг. Именно так: названий все больше, а тиражи все меньше, зато требования к срокам допечаток и репринтов систематически ужесточаются, и заказчик начинает настаивать на реакции, темп которой измеряется уже в днях. И претензии к качеству тем временем растут, и назвать их капризами теория маркетинга не позволяет, - клиент-то всегда в своем праве: издатели хотят использования невиданных раньше печатных и переплетных материалов, изобретают невообразимые раньше форматы, упражняются в разных дизайнерских приколах, - хлеб полиграфиста в том и состоит, чтоб угнаться за этими фантазиями.
И при этом заказчика сколько ни корми, он все на сторону смотрит. Чуть зазевался - шасть, и он уж в Финляндии. Или в Эстонии, в Латвии, в Польше, в Венгрии, в Турции, а то и в Германии, Австрии или Италии - если речь идет о дорогом, "художественном", издании. Уровень качества там теперь единый, европейский. И цены, в общем, унифицировались. Ну, а если книжка задумывается чуть посложнее, похитрее, понавороченнее, да еще издатель готов некоторое время подождать готового тиража, - тогда решение всегда одно и то же: Китай. Китай, Китай, Китай. Или Корея, на крайний случай.
Современная полиграфия – царсто точности, аккуратности, добросовестности и скрупулезного расчета. Запросы на высокий класс печати таковы, что предприятие из прошлой полиграфической эпохи даже теоретически не способно им соответствовать. Вот например, простейшее обстоятельство, совершенно непреодолимое для старых советских типографий: действительно высококлассное производство не может быть размещено в многоэтажном корпусе. Так что для Ульяновского комбината или какой-нибудь столичной “Молодой Гвардии”, торчащих посреди города в огромных кирпичных “шедеврах промышленной архитектуры”, есть вещи органически недостижимые и неисполнимые. Потому что печатная машина должна стоять на мощном бетонном фундаменте, а не мотаться из стороны в сторону с каждым своим оборотом где-нибудь на третьем этаже, мучительно пытаясь попасть печатной формой в нужное место бумажного листа. Когда огромный ротационный или листовой монстр набирает обороты, все вокруг начинает трястись и ходить ходуном, - какая уж тут микронная точность, откуда ей взяться...
Правильная, разумно устроенная типография должна быть вся расположена плоско, в один этаж, технологические линии ее должны быть выстроены действительно в одноуровневую цепочку, а не предполагать бесконечную перевалку полуготовой продукции с этажа на этаж. Не говоря уже об очевидных, но очень жестких требованиях к температуре и влажности в производственных помещениях и на складах, к очистке воздуха, к освещенности цехов. Напечатать что-нибудь приличное на слишком влажной или наоборот, пересушенной бумаге, или в цеху, наполненном облаками бумажной пыли и забрызганном старым машинным маслом, - иди попробуй. На старых полиграфкомбинатах мучительно пробуют, конечно, из года в год.
А ведь это пока только самые примитивные технические требования к сегодняшней типографии. Разговора о самом оборудовании, о точности его подбора и рациональности расположения, о культуре производства и мастерстве печатников, в чьи руки попадают “инструменты” ценой иногда в миллионы долларов за единицу, - с этого места только начинаются.
Хорошая книжная полиграфия сегодня - это очень сложно. И очень дорого. Так что на самом деле, другой какой-нибудь директор, - не Арсеньев - наверное, рассылал бы теперь чтоб похвастаться сделанным и преодоленным, картинку какую-нибудь другую: не с пейзажем голого бездорожья и с поставленным рядом интерьером щегольского офисного этажа. Этот офис, конечно, эффектен очень, но многим показался бы не самым ответственным участком производственного цикла. Скорей бы уж визитной карточкой должно было считаться вот такая арена производственно-технологического сражения, которое в "Парето-Принте" разворачивается теперь в круглосуточном режиме:
Фото Рустема Адагамова
Или вот такое образцовое, прямо этюдное произведение индустриального дизайна, глядя на которое понимающий человек будет цокать языком и хлопать себя по бедрам, - эх, мол, красавцы какие новехонькие:
А вот у Арсеньева, мне кажется, сложилась несколько иная иерархия успехов, которыми он гордится. И я тоже вместе с ним считаю главным успехом и главным событием этой паретовской эпопеи не то, что под просторной крышей, возведенной и в самом деле на голом месте, удалось собрать поистине роскошную, по российским меркам, коллекцию наисовременнейших, наимощнейших и наиизощреннейших полиграфических железок. И не то даже, что все это строилось, закупалось, устанавливалось, запускалось и отлаживалось по очень качественному комплексному технологическому проекту, который - что совсем уж редкий для отечественной практики случай, - удалось реализовать с очень небольшими отклонениями от первоначальной экспертной разработки, когда-то заказанной авторитетному проектировщику. И, наконец, не то, что в реализации этого проекта удалось сохранить то, что чаще всего первым убивается при исполнении, - перспективу развития и расширения производства, заранее предусмотренные участки его естественного роста и обновления.
Не это все я считаю главной неожиданностью данного, как сказали бы в какой-нибудь бизнес-школе, "кейса". А то, что затея удалась вот в этой, реальной, предлагаемой нашей жизнью ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СРЕДЕ.
Поэтому я и не стану нагромождать тут список всяких комплексов подготовки печатных форм "компьютер-ту-принт", шикарных многосекционных Manroland'ов, фальцевальных, ниткошвейных и переплетных линий, разнообразных полиграфических редкостей и роскошеств, вроде цеха эксклюзивных "ручных" изданий или станков для раскрашивания и золочения книжных обрезов, систем подготовки бумаги к печати и обработки отходов после нее, продуманного складского хозяйства и прочих промышленных богатств, составивших технических арсенал "Парето-Принта". Это все, при малейшем желании, можно на паретовском сайте обнаружить и долго, если найдется повод, завистливо разглядывать.
Но я-то считаю, что главная примета паретовского успеха - вот тут гораздо ярче видна:
Фото Рустема Адагамова
Люди - кхм... эээ... - наше богатство. Ну да. Я вот что имею в виду.
На самом деле скептики смеялись над Арсеньевым и его грандиозными планами не один, а два раза. В первый раз, как я уж говорил, в начале, когда все только замышлялось. А второй раз - когда Арсеньев построил все эти свои хоромы, наполнил их всеми этими своими технологическим сокровищами и... И запустил туда живых людей.
Тогда у него самые разные наблюдатели, с большей или меньшей доброжелательностью следившие за удивительным процессом со стороны (и я тоже был одним из них), ядовито интересовались: "Паша, а ты вот этот свой девиз предприятия - "ЕВРОПЕЙСКОЕ КАЧЕСТВО, РОССИЙСКИЕ ТРАДИЦИИ" - специально придумал?"
В самом деле: он что, издевается? Он дразнится тут? Потому что европейское качество оборудования и организации производства и в самом деле немедленно погрузилось в российские традиции, - по самую шею. Вот в эти вот традиции, о, да. Ни с чем их не перепутаешь.
И тогда выяснилось, что краны и держатели для туалетной бумаги в душевых и уборных куда-то систематически пропадают, и никакие охранные патрули от этого не спасают. Тогда обнаружилось, что в раздевалках и комнатах отдыха с потолков и с укрепленных под ними систем вентиляции, электросети и пожарного водоснабжения свисают сотни высохших чайных паетиков, потому что народ развлекается тем, что выясняет, кому ловчее удастся закинуть и прилепить к потолку свой пакетик, раскрутив его за нитку над головой. Тогда оказалось, что вот эти странные следы на полу и стенах остаются о того, что по ночам грузчики играют на электрокарах в механизированный футбол...
И как раз тогда же надо было один раз выбрать свою стратегию и решить: оставить в цехах, то есть в тепле и на свету, курительные кабинки с вытяжками и герметичными дверьми, - или как везде и всюду вокруг, выгонять людей на завалинку при входе, где стоит вечное ржавое ведро с плавающими в собственном соку окурками. Это такой символический выбор. Можно считать, судьбоносный. Он посложнее, чем выбор между поставщиками очередной суперскоростной переплетной линии или очередной офсетной шестисекционной машины. Потому что это проблема поистине философская: как с этими людьми поступать? как превратить их в команду?
Вы понимаете, о чем это я?
Я думаю, самый суровый челлендж Павла Арсеньева на этом сложнейшем этапе его менеджерской карьеры, и самый серьезный его успех, - это не освоение хитроумной технологии современных полиграфических процессов. Настоящая-то победа - в том, что получилось на эти процессы мобилизовать и правильным образом настроить персонал: вот этот персонал, этот, да-да. Европейский технический фактор, и отечественный - человеческий. А оба они вместе - общее корпоративное пространство арсеньевского "Парето"
Команду своих менеджеров Арсеньев собирал по человеку, прицельно, "штучно", из лучших специалистов страны: нескольких руководителей "Парето" уговорил переехать в Тверь издалека. Конечно, и из кадрового "резервуара" соседних полиграф-предприятий Твери - такая возможность ведь тоже была одним из важных соображений при выборе места (тут работают еще два крупных полиграфкомбината) - зачерпнул решительно: здесь нашлось немало специалистов-печатников, управленцев среднего звена, претендентов на должности "младшего командного состава", от профессионализма которых так сильно зависит любое производство. Конкуренты сильно нервничали и обижались, конечно, но противопоставить кадровой агрессии Арсеньева им было нечего: слишком уж очевидны были для всякого, кому тогда повезло получить предложение от "Парето", преимущества и перспективы новой фирмы, построенной и организованной с умом, продуманной в деталях.
Ревности и раздражения "старичков" на этом рынке Арсеньев вообще встретил, когда с таким грохотом сюда вторгся, немало. Теперь хладнокровно пишет о них: "...Завидовать надо меньше - они мне на этапе проектирования объясняли, что я ничего не соображаю и в России не будет востребована качественная печать, так что не нужно новое оборудование. Учили, что нужно делать как они: натащить всякого б/у из Европы и шарашить на нем - большего не надо. А теперь ругаются и обижаются..."
Злились и за то, что новичок взорвал на российском полиграфическом рынке "ценовыю бомбу": резко опустил цены на некоторые виды работ, которые раньше считались редкими, особо сложными и люксовыми. А тут вдруг - пожалуйста, и вовсе не так дорого, как вам всю жизнь втолковывали, нет тут ничего такого уж мудреноего. Дулись, когда видели, что амбициозную свою и демонстративную задачу - предоставить заказчику реальную альтернативу печати "на выезде", с долгой доставкой и сложностями на границе, - Арсеньев все-таки решил, и альтернатива у российского издателя теперь такая и в самом деле есть.
Но опять-таки думаю, предметом самых жестоких приступов зависти стала паретовская команда, в самом широком смысле этого слова. Арсеньев поставил на своем предприятии нечто, что - как ни избегай этого высокопарного слова - придется называть производственной культурой. Она начинается с отсутствия ведра с окурками при входе. Она продолжается рациональной и грамотной эксплуатацией оборудования, позволяющей ему раскрыть свои технологические достоинства и подобраться к обещанной производителем финансовой эффективности. Она завершается системой и стилем отношений с клиентом.
Вот это, последнее, можно было ясно и просто почувствовать на австрийской выездной рабочей сессии, с которой я начал эти свои заметки. Мне вообще-то трудно было себе представить, что так бывает: компания собирает своих партнеров - и поставщиков и, наоборот, покупателей сервисов "Парето", и надежных, устоявшихся уже клиентов, и тех, кто только примеривается к новому возможному партнерству, - и вывозит вот так на хороший курорт. А там их поднимают в гору, на сказочно прекрасную, величественную снежную верхотуру, усаживают в зале с широченными витринами, обращенными к заснеженному леднику, - а они в этом поразительном антураже все равно готовы час за часом говорить о своем деле. Обмениваться идеями и наработками, спорить, углубляться в детали, удивляться новостям и перспективам. Они увлечены, захвачены этим разговором.
Откуда вдруг столько трудового энтузиазма? Да все очень просто: свежее и какое-то веселое чувство причастности к общему хорошо поставленному, четко работающему, разумно устроенному делу, - захватывает людей. Успех заразителен. Заслуженная, заработанная удача объединяет. Да и просто радует, что ли.
